23:17

Мой ангел-хранитель – немного скептик,
Такой же, как я сама.
Насыпаны перья в тугой конвертик,
Откроешь – придет зима.
Он скажет насмешливо: "Нужен кальций,
Вот - крылья уже не те...”
Коснется губами замерзших пальцев,
И скроется в высоте.
Он знает, что я по нему скучаю
И снова придет чуть свет.
Заварит на кухне покрепче чаю,
Поправит упавший плед,
Присядет устало у изголовья
И тронет меня за нос.
“Не спишь?” Хитрый прищур сквозит любовью.
“Варенья тебе принес.
Ты знаешь, вчера вызывали к Богу,
Ругали тебя опять.
А я им сказал – не судите строго,
Ну что с нее, глупой, взять?
Вы дайте ей чуточку вдохновенья
И будет не до грехов
И Бог передал мне с собой варенья
Для лучших твоих стихов”.
Смеется лукаво. Совсем не верит
В чудесную эту чушь.
Холодной ладонью мой жар проверит,
Вздохнет, поплетется в душ.
Вернувшись растянется в старом кресле,
Допьет свой остывший чай,
И мой недочитанный томик Гессе
Заложит пером с плеча.

23:13

Ты сужаешь моё пространство, нервно втискиваясь в окно,
я устала от странных танцев, умных книжек и в твой канон
не укладываюсь нисколько, я проигрываю в блэкджэк
и совсем не умею в покер…
я б давно перешла на бег
в другой город. Чужие страны сладко шепчут: "сюда, сюда",
я бежала бы из-под крана, если б мною была вода,
я бежала бы на твой запах - от тебя и опять к тебе,
тихо смылась бы после завтрака и вернулась как раз в обед,
я тянусь к твоим капиллярам, окунаюсь в твои зрачки.
знаешь, кажется, нас на пару очень срочно пора лечить -
мы зависимы друг от друга, как батончики от нуги,
сплетены с тобой туго-туго… я, стоптав свои сапоги,
искалечив вконец запястья, всё равно поверну назад -
я не видела больше счастья после взгляда в твои глаза.

23:10

Мама, мне нравится мальчик. Ему тридцать шесть.
У меня его нет. Я готова на все, чтобы был.
Его тонкие пальцы ломают мне мозг. Дыбом шерсть.
Он надолго пришел. Плотно дверь за собою закрыл.

Его скулы - за всех, кто был раньше, холодная месть.
Незастегнутых пуговиц мука. Не видеть бы лучше ключиц.
В нитку пульс. Непонятно, как встать и как сесть.
Пять секунд исподлобья сложнее, чем шахматный блиц.

Мама, тут не любовь. Тут все проще, страшней и быстрей.
Это глупо себе разрешать, но нельзя запретить.
На кону все, что есть. Я без джокеров и козырей
Перед тем, кого я не смогу , но хочу победить.

Его тонкие пальцы ломают мне мозг. Дыбом шерсть.
Он надолго пришел. Плотно дверь за собою закрыл.
Мама, мне нравится мальчик. Ему тридцать шесть.
У меня его нет. Я готова на все, чтобы был.

Аничкова

12:26

Давай сначала поговорим.

Пока я просто не замечаю
твое лукавое «может, чаю?»,
твое присутствие там, внутри,
в том самом органе, где болят
конфликты долга с привычным чувством
себе подобных…
О Джойсе с Прустом,
о Мопассане, Рембо, Золя,
о карте вин, голубых сырах,
мужских парфюмах, нерезких фото,
о детях, родственниках, работах,
маршрутах, азимутах, ветрах…

О чем угодно, но не молчать,
осознавая, что каждый хочет
уйти от собственных одиночеств.

Уйти в другого.

Давай свой чай.

12:24

Так они залезают в твой мир и жрут его,
Чавкая, захлебываясь, вздыхая:
"Можно войти в ЖЖ с твоего компьютера?"
"Можно, я присосусь к твоему вайфаю?"
Я убегаю, прячусь, сижу на корточках -
Но отказал спам-фильтр, дыра в системе.
"Можно, я одолжу у тебя ту кофточку?"
"Можно войти в тебя из твоей постели?"
День пролетит и ночь проползет тягучая,
Серыми клочьями лезет из неба вата.
"Можно, я полюблю тебя и помучаюсь?
Можно ты в этом сама будешь виновата?"
В общем-то, я не дока в вопросах этики,
В общем-то, я могу и послать подальше,
Только не понимаю, что делать с этими,
После того как ты себя всю отдашь им.
С цельными, как молоко трехпроцентной жирности,
С точными, как инструкции генеральские.
В этом лесу совсем не осталось живности,
Нужен хотя бы день для регенерации.
Не отпускают, пытаясь исчезнувший жар грести,
"Где ты"? - кричат - "Мы привыкли, приди, пожалуйста"!
Капают, капают, капают слезы жадности,
Чтобы их обменяли на слезы жалости.
Боже, они внезапны, как водка в тонике,
Люди умелой кисти, скульптурной лепки.
"Можно я разлюблю тебя после вторника?
Можно в четверг поплачу в твою жилетку?"
Как они знают свой текст, как они поют его, -
Будто "Michele, ma belle" или "Who by fire".
"Можно войти в ЖЖ с твоего компьютера?
Можно, я присосусь к твоему вайфаю?"
Нет, ничего такого особо страшного,
Сдать бы отчет и закончить весь этот чат.
Как же мне тоже хочется что-то спрашивать.
Но абсолютно
некому
отвечать.

Аля Кудряшева

12:23

Если ты ничего не скажешь, значит занят - дела, дела...
Мои пальцы боятся клавиш и не помнят уже тепла.
Настоящих, живых касаний, что никак не могли остыть.
Всё нормально. Ты просто занят. По-другому не может быть.
Мне бы тоже пора немного поработать, да всё никак...
От меня никакого проку этой груде немых бумаг.
Этим Word-овским белым файлам и ячейкам таблиц Excel.
Ты не пишешь, но всё нормально, просто некогда, просто лень…
Говорить об одном и том же: мол, у нас тут уже зима,-
И не надо, ведь ты не должен, ведь не ты без меня - с ума…
Ведь не ты без меня по краю, как по стеночке, мимо всех...
У тебя там зима, я знаю, и глубокий, глубокий снег.
А у нас не стихает ветер, а у нас на дорогах лёд.
И никто ни к кому не едет, и никто никого не ждёт.
И не будет в последней строчке ничего, что могло в ней быть.
Попрощаться. Поставить точку. Редактировать. Удалить.

12:22

Солнце течет рекой, тысячный год – какой?.. Держишь меня в себе нежной своей рукой. Гладишь по волосам, смотришь в мои глаза, видишь в них страх и свет, тени и чудеса. Бьешь меня, как стекло, после целуешь в лоб, я воскресаю вновь, греюсь твоим теплом. Ведьма, дурман – трава, помню твои слова... Медная боль моя, как ты была права. Кому бы я ни лгала, с кем бы я ни спала – я не могла уйти. Ты знаешь, что не могла.

12:22

яшка казанова
ты входишь в мой дом раздвигаешь плечами стены
упрямым теменем выше подталкиваешь потолок
нелепый как чаплин отчаявшийся как гастелло
вынимаешь меня сначала из джинсов потом - из тела
целуешь меня как девочку имеешь меня как стерву
погружаешь в сердце меня руку почти по локоть

держишь меня клешней чувствительной и свирепой
играешь в меня-мяч на пыльном заброшенном пустыре
мои глаза впадают в твои так в озера впадают реки
диабетики в кому в истерику в магазине игрушек дети
мои глаза заряжают твои свеченьем так батарейки
не позволяют фонарику залениться и постареть

мы зимуем вместе кровопуская друг друга
допуская друг друга до впуская друг друга в
бледных вен иероглифы шумных артерий руны
смерзаются намертво каждое полнолунье
и хрустят и звенят когда наши жгучие поцелуи
острокрылыми брызгами бесятся в голове

23:25

Вы слышали, как тихо плачет море, когда волна целуется с волной,
и корабли спешат к себе домой,
забыв нужду моряцкую и горе?..
Когда босые ноги на песке ступают осторожно и несмело, -
дрожит от брызг обветренное тело, сжимая белый камушек в руке...

Вы чувствовали губы всех ветров, что бродят на пустынных, голых пляжах?..
Умытые волнами, утром кряжи
ютят в обвалах серых комаров,
и пестрых птиц,
и чаек белоснежных с глазами хищными,
и черных "рогачей"...
А солнце в небе село на ковчег: как было "до".. Как вечно будет прежде...

Вы слышали, как стонут у камней русалки, рыболовов завлекая,
и обещают им земного рая,
что лета жарче и любви нежней?..
А те - не верят и плывут к огню.
Похожи весла на большие ложки...
Ночуют в тихой, маленькой сторожке, где ночью - холод, и жара - по дню...

Так низко неба синее пятно:
Господь-художник опрокинул краски!..

Вы слышали, как море шепчет сказки, мол, у него непостижимо дно?..
А там, на дне - цветные сундуки
и золото из корабельных палуб...
Его найти - десятка жизней мало, как говорят седые старики.

Там рыбье царство: жемчуга, покой, в глазах стеклянных - леденящий холод.
Стоит на дне Подводный Царский город.
И, вряд ли, в мире есть еще такой...
В нем все века сошлись в единый день,
и моряков загубленные души уже не выйдут никогда на сушу:
их сторожит Царя Морского тень.

Захочешь - ешь.
Захочешь - песни пой...
Лови хвостатых дьяволов зеленых!..
Да вот вино - невкусно и солено.
И не поется. Хочется домой...

И голоса ушедших моряков доносятся в ночи в глубинных водах,
прося живым:
у Господа - погоды...
средь капитанов - меньше дураков...

Старухи на ночь хмуро море крестят.
Сидят в обнимку двое у волны...
Они не то чтоб слишком влюблены - им просто хорошо сегодня вместе...
И пьют глинтвейн. Глотают виноград.
Целуются. Печалятся и верят, что люди им вовек не срежут перья...
Что чувства их - как море - без преград.

Восходят звезды.
Прячется луна -
глазастая, из туч глядит с опаской.

А море спит...
И морю снятся сказки...

Дыханье лета.
Вечер.
Ти-ши-на...

© Алена Васильченко

01:37

Уже – не святая, еще – не колдунья. –
Запрятана в женщине дикая кошка.
А все, что могу тебе дать – поцелуи,
любовь, что приправлена болью немножко. –
Запомнишь ты волосы, губы, колени,
сплетение рук, отраженнья на стенах,
и танец случайный в безумье двухдневном,
двухночном безумье….
И стоны, и тени…

На ярких обложках герои чужие
с твоими глазами, лицом и улыбкой.
А если мы чувствуем, значит, мы – живы,
и все расстоянья, - что тонкие нитки. –
Ведь это так просто: взлететь и проснуться
в ином измереньи, под сказочным небом,
где солнце, где волны на берег несутся,
где мы с тобой рядом, а прочее – небыль…

Монетка нагрелась в ладони так быстро,
что кажется, - выкипит кровь через вены.
А связь между нами похожа на выстрел:
однажды…
случайно…
мгновенно…
смертельно…

Френсису несколько лет за двадцать, он симпатичен и вечно пьян. Любит с иголочки одеваться, жаждет уехать за океан. Френсис не знает ни в чем границы: девочки, покер и алкоголь…
Френсис оказывается в больнице: недомоганье, одышка, боль.
Доктор оценивает цвет кожи, меряет пульс на запястье руки, слушает легкие, сердце тоже, смотрит на ногти и на белки. Доктор вздыхает: «Какая жалость!». Френсису ясно, он не дурак, в общем, недолго ему осталось – там то ли сифилис, то ли рак.
Месяца три, может, пять – не боле. Если на море – возможно, шесть. Скоро придется ему от боли что-нибудь вкалывать или есть. Френсис кивает, берет бумажку с мелко расписанною бедой. Доктор за дверью вздыхает тяжко – жаль пациента, такой молодой!

Вот и начало житейской драме. Лишь заплатив за визит врачу, Френсис с улыбкой приходит к маме: «Мама, я мир увидать хочу. Лоск городской надоел мне слишком, мне бы в Камбоджу, Вьетнам, Непал… Мам, ты же помнишь, еще мальчишкой о путешествиях я мечтал».
Мама седая, вздохнув украдкой, смотрит на Френсиса сквозь лорнет: «Милый, конечно же, все в порядке, ну, поезжай, почему бы нет! Я ежедневно молиться буду, Френсис, сынок ненаглядный мой, не забывай мне писать оттуда, и возвращайся скорей домой».
Дав обещание старой маме письма писать много-много лет, Френсис берет саквояж с вещами и на корабль берет билет. Матушка пусть не узнает горя, думает Френсис, на борт взойдя.
Время уходит. Корабль в море, над головой пелена дождя.
За океаном – навеки лето. Чтоб избежать суеты мирской, Френсис себе дом снимает где-то, где шум прибоя и бриз морской. Вот, вытирая виски от влаги, сев на веранде за стол-бюро, он достает чистый лист бумаги, также чернильницу и перо. Приступы боли скрутили снова. Ночью, видать, не заснет совсем. «Матушка, здравствуй. Жива? Здорова? Я как обычно – доволен всем».
Ночью от боли и впрямь не спится. Френсис, накинув халат, встает, снова пьет воду – и пишет письма, пишет на множество лет вперед. Про путешествия, горы, страны, встречи, разлуки и города, вкус молока, аромат шафрана… Просто и весело. Как всегда.
Матушка, письма читая, плачет, слезы по белым текут листам: «Френсис, родной, мой любимый мальчик, как хорошо, что ты счастлив там». Он от инъекций давно зависим, адская боль – покидать постель. Но ежедневно – по десять писем, десять историй на пять недель. Почерк неровный – от боли жуткой: «Мама, прости, нас трясет в пути!». Письма заканчивать нужно шуткой; «я здесь женился опять почти»!
На берегу океана волны ловят с текущий с небес муссон. Френсису больше не будет больно, Френсис глядит свой последний сон, в саван укутан, обряжен в робу… Пахнет сандал за его спиной. Местный священник читает гробу тихо напутствие в мир иной.
Смуглый слуга-азиат по средам, также по пятницам в два часа носит на почту конверты с бредом, сотни рассказов от мертвеца. А через год – никуда не деться, старость не радость, как говорят, мать умерла – прихватило сердце.
Годы идут. Много лет подряд письма плывут из-за океана, словно надежда еще жива.
В сумке несет почтальон исправно
от никого никому слова.
© Kladbische, 09-10 гг.

01:34

Она никогда не знает, как надолго он исчезнет опять.
Всё в ней кричит – не надо его отпускать!
Но она как будто спокойна, или просто делает вид,
И не звонит.

Он каждый раз выселяет её из мыслей своих и стихов,
Тщательно забывает запах её духов,
Он думает: «Господи-Боже, если твой приговор таков,
То я готов!»

Проходит надцатый месяц, никто не идёт ко дну.
Они, как упрямые дети, всё играют в эту войну.
И говорят друг другу: «Хватит, я долго не протяну!»
А сверху на них смотрят и думают:
- Ну-ну…

01:33

Нагретые доски чужого причала,
Кристаллики соли на бронзовой коже...
- Ты знаешь, мы можем начать все сначала...
- Ты знаешь, мне жаль... но боюсь, что не можем.
Прядь темных волос чуть коснулась ладони,
Любое их прикосновенье - награда...
- Ты хочешь, я снова приеду сегодня?...
- Ты знаешь, мне жаль... но боюсь, что не надо.
Допитое пиво - разлитое пламя,
Следы твоих губ море с горлышка смоет...
- Тебя проводить? Я сегодня не занят...
- Ты знаешь, мне жаль... но боюсь, что не стоит.
Как четко - те вздохи, подушка в заломах,
И привкус той капельки пота над бровью...
- Ты помнишь, сегодня мы год как знакомы?...
- Ты знаешь, мне жаль... но боюсь, что не помню.
Колотится сердце - прорыв с перерывом,
Мне с каждым ударом приблизиться б к чуду...
- Ты будешь? Я сбегаю - мигом - за пивом?...
- Ты знаешь, мне жаль... но боюсь, что не буду.
В висках учащенно пульсирует ревность,
Спускается нервным ознобом по коже...
- Я жить без тебя не могу, я повешусь!
- Ты знаешь, мне жаль... но боюсь, не поможет.
Привычным движением губы накрасишь,
Мой Бог, неужели все это серьезно...
- Ты сможешь? Я сделаю все, как ты скажешь...
- Ты знаешь, мне жаль... но боюсь, слишком поздно.
(с)

01:32

Ей не страшно к нему: у неё работа, друзья и дом,
она уже и время выкраивает с трудом,
чтобы побродить по развалинам старой жизни.
Надо съездить в книжный, купить пальто,
и сходить туда, и придумать это, и сделать то.
Но она всё откладывает на потом,
и не думает даже, что это - признак.

Он спокоен, улыбчив, гостеприимен, -
очевидно, его настиг
тот же самый покой; можно смело наклеить стик
"мой хороший знакомый", "друг";
рассказать, как легко оказалось его простить,
как ей нравится жить одной, как царевне в башне,
как гуляет сама по себе,
как ей нравится этот стиль.

Но, когда он её обнимет,
её вдруг начнёт трясти
мелкой дрожью - как на морозе в одной рубашке.

Ей-то слышно, как стены падают,
в ворота вламывается орда,
как цунами сметает целые города,
как орут сирены и бабы - "пожар! пожар!", как
в Венеции поднимается к крышам домов вода,
как шуршит рукав у маньяка,
предвкушающего удар, -

а она повторяет отчаянно:
да,
да,
да.

Никого не жалко.

01:31

Что бы ты ни дал женщине, она даст тебе больше. Ты дашь ей семя - она
подарит тебе малыша. Ты построишь ей дом - она подарит тебе уют в нем.
Ты обеспечишь ее продуктами - она тебя вкусным ужином. Ты подаришь ей
улыбку - она отдаст тебе свое сердце. Она умножает и увеличивает всё,
что ей дается...
Так что нагадив ей однажды, будь готов получить в ответ тонну дерьма. (с)

23:54

это случится с нами седьмого числа…
в месяц любой абсолютно любого года:
будет стоять чудеснейшая погода…
ты мне откроешь дверь: «входи, раз пришла…»

я и войду – скину шубу..., пальто…, нет – плащ…
или не скину…, поскольку, быть может, лето…
буду стоять в коридоре (включил бы свет-то!)
робкой такой, хорошей… (смотри и плачь!)

ты пригласишь меня в кухню:
- лате? мате?
-чай и одна конфетка (прости – диета)
мы поиграем с тобой в города на «т»:
таллинн, торжок, тольятти…. улан-удэ…
что? не на «т»?.. да бог с ним… не важно это…

слушай, давай сыграем в слова на «эль»….
- любишь?
- люблю…
ладони, лодыжки, ласки,
лепет, либидо, ландыши…. лажа… лель…
-кто этот лель?
- да есть там один… из сказки…

…дальше?... а дальше сюжет неизвестен, нет…
хочешь – добавим парочку сигарет,
десять минут молчания.., долгий путь
к двери входной от кровати… и что-нибудь
в духе романа митчелл (чтоб аж до слёз) –
«скарлетт смотрела на ретта, как верный пёс…»

…точно!.. давай представим: просторный зал..,
батлер сжал руку скарлетт и так беспечно,
так неподумав сказал: «останься навечно!»…

…нет, лучше так: подумал.., но не сказал…

Катя Волкова

23:27

А снег не шел...Он танцевал. И таял...
Па на ресницы, губы, щеки, пальцы...
Ты так смотрел, как будто я - святая...
Шептал : "Не уходи. Побудь. Останься,
пожалуйста. Когда теперь мы снова...?"
Прости мне, Бог, ворованное счастье,
Я, никогда не бравшая чужого,
Скажу ему назавтра нежно "Здравствуй"...

Не трону рук, не назову любимым...
Но буду ждать...Цветы...Слова...И губы...
Мы просто коротаем наши зимы...
Мы просто...
Любим.

Анна Тукина

00:52

Рядом с ним я щенок, восторженный и нелепый,
Карамельная девочка в шёлке и кружевах..
Так он смотрит в мои глаза и сбивает пепел,
Что не знаю, как я вообще до сих пор жива.

У него высокие скулы, стальные нервы, -
Но в груди цветут эдельвейсы,
Крылья режутся за спиной.

Помню, я была чьей-то женой, и почти примерной;
Он сказал -
"бросай это дело, идём со мной"..

© Ракель Напрочь

20:51

все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах - не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни - все хриплым голосом,
все стихи любимые - неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные - предатели,
весёлые клоуны - все печальные,
а упрямые скептики - все мечтатели.
если дом уютный - не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться - навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
а гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит, точно не с теми празднуешь.

Ок Мельникова

20:50

Держи меня за руку! - просто...держи меня за руку.
Целуй меня смело, как раньше, у всех на виду.
Зови меня за город,за море,…замуж и за реку…
Ты только зови,я с тобой куда хочешь пойду!
Люби меня глупую,умную, прежнюю,новую,
Босою на кухне,...обутой,...такою-сякой…
Люби просто так,...не доказывай, …не обосновывай…
Ты только люби,... я хочу быть любимой тобой!
Ко мне возвращайся!С работы, без предупреждения,
С компьютерных войн,после ссор, ...без звонка
приходи…
Я жду....Я с рождения утра...до ночи рождения
Живу для того,чтоб заснуть у тебя на груди...

(с) Катя Волкова