сколько я себя помню: все ждут от меня - не меня. я, не слушая сердца, упорно шел против природы. я ломал себя/ строил/ кроил/ сочинял и менял, и лишь ты подарила мне полное чувство свободы.
- ты чудак! - говорили они - есть у счастья стандарт: дом/работа/семья - ну чего же тебе еще надо? я вгонял себя в рамки нормальности, в черный квадрат. и лишь ты увела меня смехом из этого ада.
наша жизнь бесконечна: ты рядом - я непобедим. есть лишь здесь и сейчас - остальное меня не волнует.
ты одна на планете, кто любит меня - любым, я единственный в мире, кто любит тебя - любую.
....И не было от тебя звонков, и мы не виделись дни и годы, и мы привыкли, что так легко, и взяли это в привычку, в моду, себе в уме, намотав на ус, назло, на вечную, в общем, память, и кто сломается первым - трус, а кто сломает - решайте сами, и мы пошли, как поток машин: один налево, другой направо, сломались… Только вот не решим, кто окровавленный, кто кровавый, кто потерял нас, а кто нашел, игра запутана, проще выйти. И мы не видимся, хорошо? "Привет, мой Марс! Не скучай, Юпитер..." Ты как? Как ты… Все одно, одно, перелицовано, нераздельно, и мир вот- вот полетит вверх дном , и небо станет для нас постелью, и мы сойдем наконец с орбит, чтоб пересечься - хотя бы взглядом… Ведь только мертвое не болит, а мы живые- и мы не рядом, и мы не виделись сотни лет, что люди скомкали в дни, недели, и память вечно кровавит след, как сами, глупые, захотели. Жизнь, раздвоившись, течет рекой, почти как речка в гранит одета… И не было от тебя звонков. И не было от меня ответа....
вещи собраны. путь не близок, но приятен, чего таить? ты открыл на сегодня "визу", чтобы долго меня любить... вещи собраны, ключ в кармане - путешествие налегке соврала я сегодня маме, но не стала самой себе.
сколько будет таких историй, посиделок в твоём авто? может быть, мы увидим море или станем ходить в кино. может быть, мы откроем сердце и изменится всё вокруг мне так хочется, если честно, сократить расстоянья, друг.
мне так хочется, мне хотелось… но о многом пока молчу. будь же проклята эта смелость, что не каждому по плечу, будь же проклята я, но после. а сейчас обними и грей. это поле – большая простынь, что лежит у семи морей…
это небо, и час, и город - неизбежность тепла на вкус. расстегнула обоим ворот, чтобы чувствовать общий пульс. чтобы чувствовать как по венам...кровь волнуется и бежит. ты придумал меня «на время» я пришла и осталась жить...
В этих тесных кафе, где на стенах дешевые фото, где случайные мы заполняем вечерние ниши, судьбоносные вещи становятся выцветшим фоном, и последнее слово на фоне считается лишним. Как деталь интерьера – портьера, картина, подсвечник, как плохое меню и остывший нетронутый кофе, пропадает все то, что нам было даровано вечным, - значит, самое время молчать о своей катастрофе. Мы друг другу сегодня мечи, ягуары, берсерки, так стремительно время меняет знакомые лица. Если есть черный ящик у памяти в тайном отсеке, если есть хоть секунда, любимый, успей сохраниться. Черт с ним с именем, с местом, с людьми, не идущими в книги, от лукавого глаза укрой только тексты и четки.
чемодан собираешь, а хочется зареветь. этот миф, что от счастья не плачут, смотри - ка, вот
подари мне, пожалуйста, клетчатый серый плед. и билет до столицы, примерно под Новый Год. подари мне надежду, сегодня, сейчас. услышь: ничего не случалось лучшего, не могло. мы как будто Малыш и Карлсон. я - Малыш. прилетай поскорей и сядь на моё окно…
я тебя накормлю. я купила конфет и торт. не болей и не падай, ведь сказка на новый лад. а устанешь летать, скорее беги на борт никого другого не хочется
о б н и м а т ь…
никого другого не хочется, не проси! я привыкла к рукам и голосу, тембр - мёд. не того пожелала, глупая. нам бы сил... посмотри, как лучи бесстыдно целуют лёд. посмотри, как меняются люди, как ночь пуста... ожидание сладостно, веришь мне? потерпи.
нам с тобою полжизни заново наверстать, потерять - это страшно, боязней - не найти.
твой голос часто похож на истину. мой голос вторит твоим богам. но если нежность к тебе неистова, зачем придуманы берега? с большими лодками и причалами. с песчаной кромкой морей и рек. пока все носят рюкзак с печалями, я… просто жду тебя, человек*. я просто жду тебя в этом городе – не самом северном, но родном. тоска по нам обнимает холодом… и возвращается день за днем.
сказать бы больше, а больше нечего - вокруг безликие миражи. но если чувство за гранью вечного, зачем цепляться за эту жизнь? зачем друг друга терзать рассказами и свято верить, что боли нет? мы с прошлой осени слишком связаны. не бог весть знает насколько лет… храни то время, что нам отмерено. позволь быть рядом хоть иногда. смотри, как долго и неуверенно любовь вплетается в города.
мы не в ответе за наше прошлое, но скоро встретимся, имярек. я очень жду тебя здесь, хороший мой, среди мостов, поездов и рек.
она пишет очень редко и по ночам: «как проходит лето, пора перестать молчать, я уехала на море, а он скучал, и у нас здесь фантастические закаты». я смотрю на нее – гранат, бирюза, сандал, у меня вопросы, но разве я их задам, я же сталь и платина, острый больной скандал, грозовые неприрученные раскаты. мир умножен на ноль, но равен обычно трем, мы живем грядущим бронзовым сентябрем, я хотела бы в город, где в пламени небоскреб – посмотреть на эти звезды ее глазами. но о чем сказать, когда все слова пусты? я желаю ей свободы и высоты, если есть над миром сказочные мосты – пусть она по ним приходит за чудесами.
рядом с тобой существует желанье жить, это наверно и так уже очень много. в лужах осенних солнечный свет лежит, белые кеды надеты на босу ногу. я убиваю время всем, чем могу, но без тебя оно не желает длиться. ночи становятся горькими как в аду, где до тебя не дозваться, не дозвониться. в сердце баюкаю наши с тобой мечты, только вперед - доверчиво и упрямо. делишься крыльями, чтобы мы с высоты видели мир - прекраснейший и желанный. чтоб ничего никогда не делить на два, чтоб навсегда остаться единым целым. кажется, целую жизнь я тебя ждала, кажется, целую вечность тобой болела. я столько раз писала здесь о любви, но до сих пор ни капли о ней не знаю. только сейчас я готова отдать весь мир за твое полуночное "я скучаю".
мы с тобою терпели время и считали с надеждой дни: расплескали себя не с теми, пустовали потом одни, голосили о чем-то смело, врали искренне, без стыда, а внутри - ничего не грело, ни к чему не вела беда: не учились ни на ошибках, ни на книгах, ни на врагах. запирались, курили шипку, веру жгли в четырёх углах. мы с тобою играли в старость и лелеяли в мыслях смерть. только вместе быть нам осталось, чтобы боль наконец стереть.
мы с тобой - и огонь, и воду, и болота, и льды - прошли. только вырвались на свободу, я шепчу тебе: "веришь ли?". я тебя прижимаю ближе, обвиваю молитвой дух, в отражении ясно вижу ненасытно счастливых двух. и не врёт мне упрямый разум, не играется с сердцем он: это чувство пришло не сразу, это чувство несло урон, оно выжгло нас, потопило, заморозило и спасло. мы его наполняли силой, а оно нас теперь - теплом.
я же знаю, зло испаряется - только тронь, и в моих ошибках глупо искать виновных. закрываю глаза, чтоб ты не увидел боль, не увидел как я тебя обнимаю сонным, и что в жесте этом больше земной любви, чем во всех стихах, которые написала, что в твоих руках мой тяжелый сплошной гранит превращается в то, что люди зовут "начало".
и мысли, те мысли, единожды что изгнав, ты крутишь, как будто есть в этом необходимость. начинка твоей головы хуже всех отрав. заканчивай с этим. когда-то же получилось?
а над домом кричала чайка, в сердце ярко горел огонь.
ты стирала мои печали, забирала людскую боль, ты шептала на ухо сказки, разжигала для нас костры, приручая теплом и лаской, пробираясь ко мне во сны.
твои руки познали тяжесть, ты ломалась, вставая вновь. к тебе плакаться ходит каждый, ты скрывалась на сто замков, ты утешить могла любого, пряча язвочки в рукава.
ты себя убивала болью, но сказать о ней не могла.
в Доме каждый второй приручен и укрыт под твоим крылом. замерзавших спасти от стужи, одиноких согреть теплом - это все для тебя заботы, ну же, Рыжая, не молчи.
ты должна была знать, что это называется приручить.
где-то в небе клубятся тучи. я нуждаюсь в тебе порой.
сначала молчишь (захлебываешься словами), потом пританцовываешь (подкашиваются колени). затем отвернёшься — (а между вами время замрёт) — задумавшись об измене
(себе, конечно); весь подберёшься (внутри распадаясь), скажешь с улыбкой: «мы не увидимся («когда вернёшься?!»), я твёрдо решил» (ощущаешь: зыбко).
встретишься взглядами (шаримся, как слепые), веришь, что кончилось (агностик под образами), теперь — стало ясно (среди взбесившейся пыли), она уходит с улыбкой (над ней: слезами).
всё, что я чувствую (и так, вероятно, с каждым), сложно открыть (проще найти при раскопках) — но мы (здесь два имени), надеюсь, друг другу скажем однажды всё то, что заключалось в скобках.
***
вот как: внутри всё ломается и крушится, всё внутри нестерпимо жжётся. мы — мастера любовного джиу-джитцу, с нами покоя легко лишиться.
впредь приближаться остережётся, нам и с собой-то никак не ужиться.
ах, как нам сладко и часто лжётся, особенно, если оно того стоит.
но давай в этот раз не городить пустое?! вроде: «попробуем подружиться?...».
рядом с ним ты ребенок, дождавшийся Рождества. рядом с ним все становится просто как дважды два. твой набитый тревогой портфель - за его плечом. ты не думаешь ни о чем.
рядом с ним все, что кроме, теряет и цель, и вес. он - ребро. ты - в ребре бесконечно счастливый бес, напевающий “love me tender” себе под нос. мир послать к чертям? - не вопрос.
смейся, щурься на солнце, на площади в дождь танцуй. рядом с ним ты - подлец, которому всё к лицу: от рубашек его до собственной наготы. рядом с ним ты - ты.
Он и Она на покатой холодной крыше. Тает январский белёсый как хлорка снег. Сумерки город снимает с себя бесстыже. Город уже разменял свой четвёртый век. Город искусно ломает стереотипы. Нет ему равных в подножках и мелочах. Он и Она выдыхают. Все карты биты в этой и прочих бессонных седых ночах.
"Как твой улов?" - Его голос морозит кожу, входит в недвижимый воздух как вострый нож.
"Славно", - Она замирает. -"Храни их, Боже. Тех, кто у парка устроил большой дебош. Мать трех детей, ту, что в центре торгует телом. Школьника, что с "порошком" возле входа в сквер. Мужа-изменника, тратящего умело бОльшую часть всей зарплаты на адюльтер. Всё как обычно. Всё катится, двери руша, в жерла печей, сковородок, больших котлов. А у тебя как дела? Вывел к свету души?"
"Богу не место среди твоих фраз и слов", - Он смотрит в небо. Мгновение до рассвета. "В полночь родился талантливый музыкант. Девочка к сессии выучила билеты. Врач спас ученого, свой применив талант."
Взгляды обоих серьезны, границы стёрты. Небо окрасилось в нежно-клубничный цвет. "Может, ты всё же расскажешь, какого чёрта?" - Он через ткань гладит рваный от крыльев след, смотрит внимательно, голос уже теплее.
"Черту не место среди твоих фраз и слов", - Он и Она улыбаются, и аллеи эхом разносят удары колоколов.
Ты только представь - вот тебе ещё нет и пяти. Тебя кормят кашей и дарят цветные совочки, с соседской девчонкой играете в матери-дочки, и незачем, некуда, кроме как к маме, идти. Живут очень долго и счастливо в сказке-стране: принцесса и нищий, сиротка и принц, Зита с Гитой. Так сказки гласят, а ты веришь, и с кукольной свитой | мечтаешь о собственном "долго и счастливо" дне. Ты только представь, в это время в тени облаков премудрые старцы отчаянно спорят о вечном. И видит один тебя в платье до пят подвенечном с мальчишкой, решающим споры путём кулаков. Качает второй запыленно-седой головой, и третий с четвертым нахмурили пышные брови, а ты запинаешься в этот момент в полуслове, задиристый мальчик тот падает на мостовой.
Ты только представь - вот тебе двадцать пять/двадцать шесть. Ты много работаешь, год как одна поселилась, в машине твоей полный привод, внушительный клиренс, и ты ненавидишь всем сердцем обманы и лесть. Задиристый мальчик тот носит рубашки/пиджак, он стал потрясающе хватким и мудрым юристом. Он отпуск, как ты, проводил на курорте скалистом: Ремарк, штиль на море и белый под солнцем лежак. Он так же, как ты, чтит родителей, пьёт слабый чай, как ты много шутит, умеет предельно быть честным. Вот только едва ли бывает пустым свято место, и на перекрестках всегда между вами трамвай, вы ходите в те же спортзал, супермаркеты, банк |с разрывом в минуту-другую. Достаточно, чтобы | не встретиться с ним НИ-КОГ-ДА. Таят мерно сугробы. И что-то назад не торопится твой бумеранг. Он пробует жить с молодыми/постарше - никак | на место не встанет в груди замороченный пазл. И ты удаляешь мужчин номера раз за разом. Не то. Не твоё. Не любовь, а сплошной кавардак.
Премудрые старцы кивают в тени облаков. Так надо, так правильно, так будет лучше обоим. Ты только представь, ливень в город врывается роем, и тучи темнее подвалов всех и чердаков. И старцы не видят, что снизу. Грохочет гроза. Под синим зонтом ты по лужам бежишь к магазину, врезаешься в чью-то широкую сильную спину, и первый раз в жизни встречаешь Его глаза...
а время летит - всё так же - неумолимо, и годы уходят, пожары сменяя стужей. я помню твой запах, и это невыносимо. я помню твой голос, и, кажется, это хуже.
ты в каждом прохожем и в каждой случайной фразе, и в книгах, и в фильмах, и в песнях, и в поворотах. ты снишься мне часто - больнее от раза к разу, ты снишься мне часто - всё чаще от года к году.
ты снишься и мельком, и даже полнометражно, и все эти сны пора представлять к наградам, ведь время летит - неистово, быстро, так же, и годы уходят, но ты остаёшься... рядом?
ты в каждом прохожем, машине, окне, витрине, в единственной туче и через дорогу луже. везде и нигде. и это невыносимо. но если б не так, то было б намного хуже.